Подведены итоги муниципального этапа Всероссийского конкурса сочинений «Без срока давности»

" >

Министерство просвещения России совместно с органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации в сфере образования проводит Всероссийский конкурс сочинений среди школьников «Без срока давности».

В Шушенском районе в конкурсных сочинениях ребята  рассматривали  вопросы, связанные с сохранением и увековечением памяти о Великой Отечественной войне 1941–1945 годов: отражение событий войны в истории нашего поселка, история создания  музея Великой Отечественной войны, война в истории семьи участника конкурса, биографии участников боевых действий и работников тыла в годы войны; творчество писателей-фронтовиков, деятельность поисковых отрядов и участие молодёжи в мероприятиях по сохранению и увековечению памяти о великой войне.

Победителями муниципального этапа Конкурса стали  учащиеся Шушенской школы №3:

  1. Курносова Екатерина с сочинением на тему «Звуки выстрелов не слышны»,

Шушенская школа №1, учитель  Оглезнева И.А.

2. Лендел Василина – «Я ушла из детства…», Шушенская школа №3, учитель Стерехова Н.Н.

        3. Журавлев Антон – «Чтобы помнили», Синеборская школа, учитель Сергиенко Г.И.

Сочинения победителей муниципального этапа отправлены для участия в региональном этапе Конкурса. По итогам Конкурса будет издан сборник сочинений учащихся Шушенского района.

«Звуки выстрелов не слышны»

Мне 6. На улице жарко и много народу. Кругом шарики, но почему-то не всех цветов радуги, а только белые, красные, оранжевые и кое-где ещё синие. Все вокруг со странными оранжево-чёрными ленточками. Бабушка сказала, что обязательно нужно надеть. По дороге марширует много-много людей, отовсюду слышны звуки песни: «Это праздник с сединою на висках, это радость со слезами на глазах». Пока смысл этой песни мне не понятен, как и всё что происходит вокруг.  Дедушка берёт меня на плечи и говорит: «Сегодня праздник, День Победы. С 1941 по 1945 шла ужасная жестокая война. 9 мая русские войска одержали победу над фашистами». Кто такие фашисты и почему мы с ними воевали – ещё непонятно.

            Мне 10. Я в 4 классе, мы с классом выступаем. Все в пилотках. Поём с голосом из колонок: «А закаты алые, алые, алые, звуки выстрелов не слышны». В зрителях –  учителя и ветераны Великой Отечественной войны (с теми самыми оранжево-чёрными ленточками). Они плачут. Теперь я знаю, что оранжево-чёрныe ленточки – это Георгиевские ленты, и ещё знаю, кто такие фашисты. Это злые немцы, которые убивали мирных людей. Знаю, что была блокада Ленинграда и что хлеб был из песка и клея. Всё ещё не совсем понятно, почему на нас просто так стали сбрасывать бомбы. Слово «война» звучит страшно, «смерть» ещё страшнее.

9 мая иду со своим классом возлагать цветы к памятнику. Нам рассказали об Александре Матросове, который закрыл собой пулемёт, и про Зою Космодемьянскую, которая стойко переносила пытки. По щекам катятся слёзы, постепенно приходит понимание того, как это ужасно, а в сознание плотно впечатались слова: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…»

Мне 14. Я в 8 классе. На улице +10. У нас урок музыки. Нам показывают кадры из концлагерей. Совершенно худые дети и взрослые, глаза их наполнены болью. Следующий кадр – горы безжизненных тел. Все мертвы. Теперь картинка в голове почти сложилась и ты начинаешь понимать, что произошло тогда в 41 году. Люди гибли, защищая свой народ, свои традиции и своих земляков. Понимаешь, почему тебе завтра нужно идти с шариком и приветствовать марширующую колонну. Я узнаю, что мой прадедушка воевал и дошёл до Берлина. Приходит осознание, что люди хватались зубами за жизнь, и поэтому мы выиграли. Плохо понятно, как фашисты пришли к тому, что нужно непременно напасть на Россию и убивать людей, которые не нравятся. Из мыслей выбивает голос преподавателя: «Вот вам текст песни, её нужно выучить к завтрашнему дню. Сейчас я вам её включу». В память плотно врезаются строчки: «Бери шинель, пошли домой!». Становится немного легче, огромными усилиями, но война кончилась.

Мне почти что 17. Я в 10 классе. Заранее покупаю Георгиевскую ленточку, две гвоздики, чтобы возложить к мемориалу, и шарики. Белый, синий, красный. Флаг нашей страны. России. В голове стойкое знание: если бы  не наши солдаты, у нас был бы другой флаг. Другой язык. Другое всё. Русский человек перестал бы быть. Последний кусочек пазла найден, и я теперь знаю, что такое фашизм и как он зарождался. Знаю, что окажись я в 41, то погибла бы: тёмные волосы и тёмные глаза. Не высшая раса, не арийская. Но я здесь. Благодаря прадеду и другим солдатам. И я могу быть тем, кем я хочу быть. Вокруг шумно, я стою на улице с шариками и молчаливо смотрю на марширующих. Отовсюду слышны слова хорошо знакомой песни: «Этот День Победы порохом пропах, этот праздник с сединою на висках, эта радость со слезами на глазах». Я хорошо понимаю смысл этой песни, теперь я знаю, кто такие фашисты. Слово «война» уже не просто слово, а целая история. Это история людей. Разных, но объединенных одной целью – не дать себя в обиду. По щекам текут слёзы.

Мне 20. Я уже взрослая и учусь в институте. На улице снова жарко и много людей с шарики только четырёх цветов. И снова знакомые слова:

День Победы, как он был от нас далёк,

Как в костре потухшем таял уголёк.

Были версты, обгорелые, в пыли,

Этот день мы приближали, как могли.

С каждым годом эта песня обретала всё новый и новый смысл. Сначала это были простые слова, значение которых мне было непонятно, потом облегчение от того, что всё кончилось, и только сейчас я ощутила истинный смысл этих простых слов, тяжёлое осознание многочисленных потерь: «этот день мы приближали, как могли». Я принимаю вахту ПЯМЯТИ,  которую несли наши отцы и деды. Теперь наша ответственность – не допустить войны.

Екатерина Курносова,

Шушенская школа №1

«Я ушла из детства…»

– 22 июня.1941 год. Мне 18 лет. Вчера у нас был выпускной, мы беспечно кружились в танце, весело смеялись, шутили. А завтра я собираюсь ехать поступать в медицинский институт. Я буду врачом….Но…

Бабушка Аня закрыла глаза, её веки подрагивали, и мне показалось, что она вся сжалась, как будто хотела от чего-то уберечься, спрятаться. Несколько минут она молчала, потом продолжила:

– Но в тот день началась война. Она нарушила все мои мечты, планы. И не только мои…Мы тогда жили в посёлке Иваново, в 137 километрах от Брестской крепости. Мой отец был военным, и в этот день он находился на службе. Мы не могли даже предполагать, что всё изменится в один миг. На улице творилось что-то невообразимое. Вой сирены, гул самолётов, взрывы снарядов, свист пуль и нечеловеческие крики людей. Все бежали, прятались, плакали дети. Солнца не видно, пахло чем-то неприятным, страшным, горелым. Мама моя, Зинаида Ивановна, суетилась, собирая какие-то вещи, документы. Помню её лицо, полное растерянности. Но она пыталась нас успокоить. Я с младшим братом Мишей спряталась в спальне. Он тихо плакал, уткнувшись мне в колени, и от его слёз, я чувствовала, намок подол моего платья.

Раздался стук в дверь. На пороге показался человек в военной форме со звездой на фуражке:

– Курохтины? Собирайтесь. Я от Петра Николаевича…

Мама схватилась за голову:

– Петр…Что с ним?

– Не переживайте, он на задании, он жив. Это он послал меня, нужно срочно эвакуироваться.

– Мы…Как…А как же? Я поняла, ­– мама схватила плачущего от страха Мишу, кивнула мне на вещи.

Военный, пошарив по карманам, протянул Мише конфету в яркой красной обёртке.

Мы вышли за порог, и я замерла от ужаса. Земля была вся, словно перекопана, и везде лежали люди…мертвые, раненые. Это было так страшно, и я закрыла брату глаза, чтобы он не видел. Нас посадили в крытый грузовик, и мы поехали. Стрельба была где-то справа от нас, и мы уезжали в другую сторону. Я понимала, что моя юность закончилась, и детство Миши тоже. «Что же будет? Увидимся ли мы с папой?» Эти мысли роились у меня в голове. Мы ехали долго. Кроме нас, в машине было ещё несколько семей. Вскоре остановились. Остановились заправиться. Рядом стояло здание, вокруг которого суетились люди. Оказалось, это госпиталь. Он развернулся в здании бывшей конторы. И тут я решила. Я знала, что где-то мой отец, мои друзья, вчерашние одноклассницы, а я…Я должна остаться здесь. Я обняла маму, которая сразу без слов всё поняла. Она не плакала, только сказала:

– Береги себя, Анюта…

Мишка бросился ко мне, а я, сдерживая слёзы, попыталась улыбнуться, и сказала:

– Мишка, теперь ты в семье главный, маму охраняй! Обещаешь?

Мишка кивнул, я обняла его, поцеловала в белобрысую макушку, подошла к маме. Боль от расставания заполняла всё тело, но я собрала всю свою волю:

– Мамочка, всё скоро закончится. И мы снова будем вместе.

Мама перекрестила меня, и они с Мишей уехали. С тех пор мы долго не виделись.

***

С этого дня у меня началась другая жизнь. Мы с Марго (с ней я познакомилась в машине) почти круглосуточно дежурили у кроватей раненых солдат. Екатерина Осиповна, военный врач, проводила инструктаж, и мы шли делать перевязки, промывали раны, поили, кормили солдат и иногда… уносили трупы. Сначала было очень страшно, перед нами лежали наши ровесники. Был мальчишка, лет пятнадцати, оставшийся без родителей, только он уцелел, но потерял руку, он метался, бредил, у него был жар, и мы старались сделать всё, чтобы ему было легче.

Фронт приближался. Однажды к нам привезли группу солдат, раненных в бою, они были в окружении, но им удалось вырваться из лап фашистов. Мы распределили их по койкам и начали обрабатывать раны, кому-то требовались серьёзные операции. Я со своим чемоданчиком, где лежали вата, бинты, спирт для обработки ран обходила больных. На койке под номером 8 лежал молоденький солдат, он молча жмурил глаза от боли, но стон сдерживал. Я присела на кровать.

– Мне нужно посмотреть и обработать рану, сделать перевязку.

Он повернулся на бок, и я увидела его глаза, они были одновременно цвета изумруда и свежескошенной травы. Он вдруг поймал мой взгляд, засмущался, но улыбнулся. Мне нравилось, когда солдаты улыбались, с улыбкой они словно возвращались в жизнь. Я разрезала ему рукав с запёкшейся кровью, стала обрабатывать рану. Его лицо с тонкими чертами было всё обезображено, исцарапано, за ухом засохла кровь. Я промыла раны, перебинтовала. Что-то удерживало меня возле него, и вдруг он заговорил:

– Я, Юра, Лендел Юра.

Мне стало неловко, я улыбнулась и тоже назвала себя:

– А я Аня, Анна Петровна Курохтина. Приятно познакомиться, Лендел Юра.

– Ваш отец Пётр Николаевич Курохтин? А я думаю, на кого же вы похожи. Это мой командир. Мы с ним в разведке были.

У меня сжалось сердце.

– Папа?! Где он?

– Не волнуйся, он жив, они ушли вглубь фронта, мы разделились на две группы, и наша группа попала в окружение.

В это время меня окликнули, и я поспешила к другим раненым. Вечером, после всех перевязок, я снова подошла к нему, и мы разговорились. Я узнала, что он приехал служить в армию из далёкого сибирского села, рассказала о себе, о своей семье.

Так прошло две недели. Несмотря на то, что нам редко удавалось поговорить, встретиться, и я, и он чувствовали, что между нами не просто общение. Настал день, которого я так боялась. Он появился в дверях нашей комнаты, где отдыхали медсёстры, посмотрел на меня своими пронзительно зелёными глазами, и я всё поняла. Мы без слов обнялись, и замерли. Тук-тук, тук-тук…. Сердце билось так сильно, что мне показалось, все кругом слышат биенье наших сердец.

– Ань, Анечка. Я не могу молчать. С первого взгляда, с первого прикосновения, я почувствовал, что вы мне очень дороги. Мне нужно уйти, уйти защищать нашу Родину. Мой долг быть там, Но мы обязательно встретимся. Только жди меня, Аня, жди…

– Я буду ждать, Юра, до конца. Береги себя. Береги, Юра…Береги…

Слова словно застыли в горле.

Юра уехал на фронт. И мы долго не виделись. Иногда мне приходили небольшие записки с фронта. Юра писал, что всё хорошо, что скоро, очень скоро они начнут наступление. А пока им приходилось биться за каждый клочок земли.

И мы не стояли на месте, наш госпиталь уходил вместе с фронтом. Каждый день мы боролись за жизнь солдат, думая, что там, на фронте, наши любимые, надеясь на счастливую встречу, веря в победу.

Так шли год за годом, весна за весной. Ох, как нелегко давалась нам эта война. После каждого переезда, на месте госпиталя вырастало несколько холмиков, где навсегда оставались лежать простые люди, геройски сражавшиеся за каждый миллиметр родной земли.

Я долго не получала писем от Юры и не была уверена, что он не ранен, но я верила, что он жив, что я увижу ещё его красивые, зелёные глаза. Однажды мне принесли конверт. По нему было видно, что он очень долго шёл, его углы истёрлись в сумке военного почтальона. С волнением я его открыла, и увидела знакомый почерк. Это было письмо от папы. Он рассказывал о том, что скоро война окончится, что он любит нас, скучает, и надеется, что скоро мы все будем вместе. В конце была приписка: «И Юрий со мной, он будет со мной, когда солнце взойдёт над нашими головами. Мы вместе вернёмся домой». Живы! Живы! Сердце моё ликовало. Мне хотелось поделиться радостью с мамой. Но, к сожалению, они с братишкой были далеко, я даже точно не знала, где.

И вот весна. Мы все ожидали с волнением, когда же закончится война. И вот в майские дни по радио раздалось: «Война победоносно закончилась! Победа, товарищи! Ура!» Мы все выбежали на улицу, обнимались со всеми: знакомыми, незнакомыми. Откуда-то появлялись в наших руках охапки цветов. Люди выходили из своих домов, встречали родных, любимых. Кругом люди, люди. Как давно мы не видели столько счастья и в то же время боли в глазах!

И я бегала на вокзал, встречая поезда с солдатами, офицерами, искала глазами знакомые лица. В один из дней я встретила маму. Оказывается, они с Мишаней жили совсем рядом. Мы обнялись с нею и заплакали. Мамочка, родная, то же лицо, только чуть больше морщинок и волосы посеребрила седина. Кто-то сзади обнял нас.

– Аня! Аня!

Оборачиваюсь. Миша. Совсем вырос. Четыре года мы не виделись. Я целую это мягкое, родное лицо. Слёзы радости хлынули ручьём. Мы обнялись втроём, и стояли, не сдерживая слёз. И в этот самый момент чувствую, как кто-то большой, крепкий, пропахший пылью, потом, гарью обнимает нас. Поворачиваю лицо и вижу…. Отец… Потемневшее, осунувшееся лицо, перебинтованные руки, шинель. Но это наш отец. Я кричу:

– Папа! Папка! Живой!

Мы падаем на колени, прижимаемся друг к другу.

– Вместе. Снова вместе. Родные мои! – он целует нас с братом, маму, и мы ещё долго сидим на перроне.

Жизнь восстанавливалась, но я ничего не знала о Юре. Отец рассказал, что, когда он ожег руки и попал в госпиталь, их пути с Юрой разошлись, но он был жив. Мне оставалось только ждать и верить, ждать и верить. Каждый раз, когда я приходила на вокзал, мне казалось, что я слышу его голос. «Ну, где же ты, Юра?» Но он обещал, значит, должен вернуться. И он вернулся. В один из дней я увидела его. Вернее, услышала. Наши взгляды встретились. Точь-в-точь как тогда, в первую встречу, мы почувствовали неловкость, затем он подхватил меня на руки и стал кружить.

– Я вернулся, Аня…

Бабушка замолчала, она улыбалась, а я не могла сдержать своих слёз. Сколько разных судеб разрушила война, но она не смогла разрушить любовь.

Дедушка с бабушкой расписались сразу же после войны, а затем дедушка увёз свою Анюту в Шушенское. Вместе они прожили 67 лет. Сейчас дедушки уже нет в живых, но память о нём, о той войне живёт в фотографиях, в письмах, которые мы время от времени перечитываем.

Василина Лендел,

Шушенская школа №3

Вам может также понравиться...

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *